«Посольство мастерства» – уникальный проект Санкт-Петербургского Дома музыки и «Россотрудничества», включающий в себя выездные творческие встречи ведущих музыкантов в России, а также гастроли молодых солистов в Российских центрах науки и культуры в зарубежных странах с 2012 года.
В рамках проекта в Камчатском колледже искусств с 8 по 10 ноября 2018 года состоялся цикл интенсивных занятий по классу скрипки под руководством заслуженного артиста России, профессора РАМ им. Гнесиных Алексей Кошванец (скрипка).
Полуостров Камчатка – одно из красивейших мест нашей необъятной Родины. Леса, тундры и равнины, вулканы, с вершин которых стелется молочный туман.
К сожалению, камчатцы не часто видят небо. Нет, не из-за смога: наш воздух кристально чист; небо не видно из-за регулярных туч, которые единым сукновым полотном застилают солнце, частично лишая нас настоящего света и витамина D.
Но в ноябре мы стали счастливыми очевидцами ярчайшего света звезды международного уровня, победителя конкурса имени И.С.Баха в Лейпциге (Германия, 1984), конкурса имени К.Нильсена в Оденсе (Дания, 1988), конкурса имени В.Беллини в Кальтаниссетте (Италия, 1995), заслуженного артиста России Алексея Анатольевича Кошванца.
А.А. Кошванец – преподаватель Московской государственной консерватории имени П.И.Чайковского, а с 2009 – заведующий кафедрой скрипки и альта. В Камчатском колледже искусств он провел ряд блестящих мастер-классов со студентами отделения струнных инструментов (студенты второго курса Мария Бондарь, Максим Ющик; класс преподавателя Т.А.Шишовой) отделения и любезно согласился дать интервью студентке отделения теории музыки Дарье Бускановой.
Дарья Бусканова: Первый вопрос к артисту – о начале его творческого пути.
Алексей Кошванец: Не думаю, что у меня было какое-то прозаичное начало. Оно было нормальным. Я уже много раз видел, как дети замечательных музыкантов к классу так пятому искренно начинают ненавидеть этот инструмент просто потому, что их силком туда загнали. Родители – музыканты; хорошо, если совпадают интересы ребенка и интересы семьи, а если не совпадают? Получаются иногда даже хорошие, формально говоря, специалисты, но абсолютно не музыканты. Когда естественным образом все происходит, т.е. попробовали это, попробовали то и отправили ребенка в музыкальную школу. В моем случае это получилось. Сколько друзей детства, которых пришли, попробовали, год-другой потерзали этот инструмент и находили себя в чем-то другом. Это обеспечивало нам самый высокий уровень образования. Это правильное начало — система детских музыкальных школ, которая отсутствует по сей день в Европе и Штатах. Система обеспечивала приход людей, которые этим занимались с удовольствием.
Так получилось: сперва музыкальная школа, замечательный детский педагог, который сам направил меня в харьковскую специальную школу, что не часто встречается — педагогу это невыгодно. У него есть ученик, который может ездить на конкурсы и поддерживать его имя. Но у меня было не так.
А дальше была Харьковская десятилетка. У меня был идеально-сказочный вариант. По-человечески сказочный. Я сталкиваюсь на каждом шагу, как педагоги выжимают досуха ребенка, а потом бросают.
Дарья Бусканова: В связи с этим вопрос: со стороны ваших родителей не было нежелания отпускать вас по музыкальному течению? Имею ввиду нынешнюю тенденцию определения будущей профессии родителями.
Алексей Кошванец: Дело в том, что я начал заниматься и жил в совершенно другой стране, и было много хорошего — то, что, к сожалению, уничтожено. Были передачи по радио с классической музыкой, были передачи по телевидению. Была немножко смешная, с современной точки зрения целомудренная эстрада, но не было оглушающе-отупляющего кретинизма. Не было постоянных сериалов, где в кого-то стреляют, какие-то бандюки или менты, или одно и другое в одном лице чего-то там такое делают. Такого не было. Точно так же можно сказать, что действительно государство было заинтересовано, чтобы определить наиболее эффективный путь для любого ребенка. Это уже с пробуксовкой работало, когда я был маленьким, но это работало. Скажем, по собственной инициативе педагог музыкальной школы ходил в первый класс по школам города и проверял у детей слух, потом давал бумажечки-записки родителям, что у вашего ребенка есть музыкальные данные, и если вы желаете, то приводите его в музыкальную школу. Я, кстати, учился в средней школе до четвертого класса, и у меня была постоянная железная двойка по пению, потому что я на него не ходил. Это уже началась неразбериха: я на пение не ходил, но ходил в музыкальную школу, мне нужно было успеть прибежать домой, поменять пеленки сестре, накормить ее молоком и идти в музыкалку. Мы жили сами, и нас никто не заставлял.
Дарья Бусканова: Животрепещущий вопрос: что вы думаете о необходимости ЕГЭ при поступлении в консерваторию?
Алексей Кошванец: Я думаю, что… Конечно, можно сказать, какие-то новые формы общения со студентом… Может быть, это и является необходимостью, но мне кажется, что ЕГЭ должен остаться частным случаем. Со времен Платона никто не заменял живое общение, и если оно отсутствует, если человек ставит галочки… Даже по теории вероятности, если ты будешь ставить галочки куда попало, и если ты не совсем полный идиот, то где-нибудь выше 50% у тебя будет попадание. Как результат, мы имеем резкое понижения уровня образованности и, что не менее важно, люди разучиваются общаться. Человек начинает думать прямо сейчас, вести диалог с педагогом. Он может ничего не знать. У нас был замечательный педагог по философии, он спокойно принимал наше незнание, но предлагал порассуждать вместе с ним. Если он видел, что человек способный – это уже была гарантированная тройка. Бывали случаи, когда к нему с двойкой ходили по полгода пересдавать, даже зная материал. Так что необходимо общение. Собственно говоря, музыка является языком, и на этом языке мы общаемся со слушателями. Это все взаимосвязанный процесс. Мы кровно заинтересованы в том, что бы дети на любом языке общались с учителем.
Дарья Бусканова: Я, как человек из глубокой провинции, более глубокой, чем Петропавловск-Камчатский, могу сказать, что очень мало людей знают классическую музыку. Не говорю о Мендельсоне, мало кто Баха знает. В праздники по громкоговорителю звучит музыка из попсовых радиоканалов, и всех все устраивает. Как вы думаете, можно ли эту проблему массовой необразованности, особенно в музыкальной сфере, решить пропагандой.
Алексей Кошванец: Я думаю, что эта проблема имеет две стороны. Одну вы сейчас обозначили — можно! Скажем, удается же это делать в таких странах, как Германия, в общем, вся Северная Европа. Люди хорошо знают музыку. Конечно, там общество достаточно кастовое, т.е. есть элита – это люди, которые получили хорошее образование, и есть люди, которые пьют пиво, зарабатывают достойно, чтобы не бунтовать, и, в общем, особо ничем не интересуются. Расслоение жесткое, но это одна сторона. Можно. Другая сторона нашей деятельности – печальная, и заключается в том, что я сам себе задаю вопрос, почему даже среди классических музыкантов какие-то начинаются выверты: то придумают несуществующую, абсолютно авангардную, искусственно созданную манеру исполнительства, которую почему-то называют «барочное исполнительство». По сути, – это авангард чистой воды. Есть несколько трудов, мы можем почитать, но мы не можем себе даже представить, как играли в XVII-XVIII веках. Или начинают придумывать какие-то завлекаловки: озвучка старых фильмов, видеоряд во время концерта. Ищут изюминку. Это же неспроста все происходит. Невозможно один и тот же товар, если говорить о рынке, продавать много-много раз. Я это веду к тому, что люди таинственным образом чувствуют, музыка сейчас написана, или это все-таки наследие прошлых эпох. И пока были живы Шостакович, Прокофьев, Свиридов, можно было говорить о том, что как бы они не писали, как бы они не экспериментировали — это было созвучно эпохе и времени. Сейчас во всем мире некоторый такой застой в области классического искусства. Есть отдельные люди, которые ушли и здорово пишут музыку для кино, есть какие-то интересные явления в рок-искусстве, джаз уже благополучно окостенел, превратился в абсолютно классическое, разобранное до винтика искусство, а вот таких композиторов, такого класса… Я с глубочайшим уважением отношусь к Родиону Щедрину; возможно, я не совсем знаю его творчество, но мне все-таки кажется, что ни Прокофьев, ни Шостакович. Но он самый старый, и сейчас такое олицетворение, что есть в русской музыке. Так что проблема двухсторонняя. Вот когда появится новый Шостакович, Прокофьев и иже с ними, я подозреваю, что более-менее образованные люди будут с удовольствием слушать музыку. Но не раньше, ведь мы уже в таком глубоком архиве, у нас библиотечное дело становится потихонечку.
Дарья Бусканова: И самый главный вопрос. География ваших мастер-классов охватывает все российские глубинки. Можно ли сказать, что ваша деятельность направлена на проблемные регионы?
Алексей Кошванец: Я не сам выбираю. Существует несколько организаций, которые так или иначе пытаются при общей системе, которая разваливается, сберегать какие-то островки в образовании. Как раз Петербургский дом музыки, пожалуй, самая значительная организация, которая приносит колоссальную пользу, делает очень много хорошего, и с ней я не могу сравнить ни одну организацию. Хотя, безусловно, Московский дом музыки делает много (и новые имена, их можно перечислять). Но именно питерский Дом музыки делает колоссально много для молодых артистов. И, собственно, то, что я сюда попал – это известный компромисс. Я, правда, узнал об этом в последний момент. Компромисс между теми нормативами, которые нужно предоставить, чтобы получить право на проведение мастер-классов и реальностью. Слава богу, что есть Сергей Павлович Рандогин, сам замечательный музыкант, который прекрасно понимает, что происходит в стране, он прекрасно знает, куда действительно надо направить. Это как раз тот случай, когда на личности одного человека очень многое держится. И прекрасный штат сотрудников, которые работают чрезвычайно качественно. Но я могу сказать, что в этот раз я узнал, что к вам лечу за два дня, до того, как улетел. Раздался звонок и: «Леш, ты можешь?», «Вообще не могу, потому что я только вернулся. У меня Всероссийский конкурс, я за две с половиной недели пролетел Владивосток, Новосибирск, Екатеринбург, Казань, Ростов-на-Дону, Санкт-Петербург. Сейчас у меня Москва, надо успеть». Ну, хорошо. Я успел.
В заключении мы поблагодарили артиста и выразили желание встретиться еще не раз.